«Правильно, когда человек из бизнеса идет работать в НКО»
Вы работали в бизнесе, потом были пиарщиком ГАООРДИ и координатором по фандрайзингу в фонде AdVita. Как начинался ваш профессиональный путь?
Я закончила журфак Санкт-Петербургского университета, работала на телевидении, в СМИ и пиаре в крупных компаниях, но всегда интересовалась благотворительностью: передавала деньги нуждающимся, покупала вещи. Потом стала привлекать друзей, и мы организовывали праздники для особенных детей. Это были 2004-2005 годы, тогда такого было очень мало.
Как вы находили эти семьи?
У меня трое детей, и я общалась на форумах с мамочками. Там был раздел, на котором мамы особенных детей делились жизненным опытом, успехами, контактами врачей – там очень крепкое сообщество. Мы как-то подружились, и они говорят: «А давайте что-нибудь придумаем». Мы решили, что было бы неплохо организовать такие мероприятия. Тогда у особенных детей не было возможности, например, подойти к Деду Морозу на новогоднем представлении и прочитать стишок: такого ребенка «затирали».
Мы собрались с друзьями, нашли помещение, волонтеров, которые могли бы бесплатно мастер-классы проводить, продумывали все активности с учетом особенностей детей: например, без мигающего света, чтобы не спровоцировать у ребенка эпилептический приступ. Мы хотели, чтобы каждый ребенок пообщался с кем хочет, поучаствовал в спектакле.
Плюс мой папа – известный врач, ведущий специалист России по лечению детей с пороками развития кисти. Он автор многих пособий, издаваемых в том числе в Европе, член разных международных сообществ. Так что я с самого детства знала: есть люди, у которых есть проблемы со здоровьем. Меня это никогда не смущало, но врачом я быть не хотела.
Почему?
Рядовым врачом мне быть не хотелось, а чтобы стать таким врачом, как мой папа, мне бы пришлось отказаться от детей. Я видела, сколько времени мой отец уделяет работе, видела женщин-хирургов, знала о судьбе наставницы моего папы, известного советского врача. Хирургия – это область, которая требует полной отдачи, если хочешь достичь высот.
Мой папа как-то был на работе пять суток. Ты должен быть готов просидеть пять дней у постели больного, должен уметь отказаться от любых других дел в своей жизни и посвятить себя своему делу. Я отказываться не хотела. Мне хотелось организовать свою жизнь по-другому.
До середины 2000-х вы работали пиарщиком в корпорации, а потом в вашей жизни вдруг случился фонд AdVita.
Да. Но сначала, когда была во втором декрете, я прошла отбор в организации Кости Седова «Больничные клоуны» и два года волонтерила в НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой.
Почему именно больничный клоун?
Мне было интересно работать с детьми, а еще у меня достаточно устойчивая психика. Мы ходили к детям в реанимацию, общались с теми, кто перенес или готовится к трансплантации костного мозга. Были случаи, когда ребенок находился в тяжелом состоянии. Наверное, когда у тебя есть собственные дети, ты крепко держишься и можешь с таким ребенком взаимодействовать.
Я ездила туда каждую неделю, это занимало целый день: сначала ты готовишься морально и общаешься со своим партнером. Еще уходит время на грим, переодевание. Часа два-три ходишь по палатам, а потом не можешь говорить: это очень большая нагрузка.
Ребенок может выглядеть и вести себя по-разному, родители тоже. Обычно пациент привязан к штативу капельницы. Понятно, что нет ничего позитивного в нахождении в онкологической клинике, и у людей разные реакции. Ты должен нивелировать негативные реакции, настроить людей на хорошее и за 10-15 минут дать ребенку максимальное количество позитивных эмоций. А после этого ты находишься на драйве.
В какой момент вы решили поменять работу и уйти в благотворительность?
Мне хотелось больше смыслов в своей работе. В корпорации было очень драйвово, но со временем стало не так интересно. Там тоже были благотворительные истории, но мне хотелось посвятить этому больше времени.
Плюс у меня была финансовая возможность пойти работать в некоммерческий сектор. Я решила, что мне будет полезнее работать в благотворительности, стала искать работу – и через пару недель меня позвали пиарщиком в Городскую ассоциацию общественных организаций родителей детей-инвалидов Санкт-Петербурга (ГАООРДИ).
Что вас удивило, когда вы пришли работать в НКО?
Ничего не удивило, мне было интересно работать: хотелось занять более экспертную позицию, чтобы, когда возникал вопрос по этому направлению, обращались именно в ГАООРДИ, а не куда-то еще.
Мы стали активно заявлять о себе, было много разных публикаций и сюжетов. Дмитрий Медведев проводил большую встречу с некоммерческими организациями на базе ГАООРДИ, где пытались обсудить банк доноров костного мозга.
Разумеется, организация присутствовала в информационном поле и до моего прихода, но, на мой взгляд, мы стали присутствовать более активно.
Я недолго проработала в ГАООРДИ: поняла, что мне хочется открыть свой фонд. Для этого надо было научиться фандрайзингу.
У вас было понимание, кому вы хотите помогать, открывая свой фонд?
Были разные идеи. Есть вещи, которые явно не закрыты в России, в том числе помощь пожилым людям.
У вас был прямо расчет карьеристки. Выходит, личной истории прихода в НКО, как часто случается, у вас не было.
Я не сторонник брать на работу в НКО людей, которые пришли из-за личных историй.
Чтобы работать эффективно, нужны знания и навыки, потому что на одном «я хочу нести добро» ничего не построишь. Релевантный опыт работы важнее, чем личный опыт.
Поэтому очень хорошо и правильно, когда человек из бизнеса идет работать в НКО: у него есть опыт, финансовое благополучие, возможно, дополнительный доход. И это совершенно нормально, что свои знания и навыки он несет в НКО.
Зато у людей с личным опытом есть мотивация: они хотят решить проблему, с которой столкнулись.
А почему нет мотивации у людей из бизнеса? У них прекрасная мотивация. Они понимают, что такое сроки, и знают, что задача должна быть решена в определенное время, потому что в бизнесе с этим очень жестко.
«Напишу отчет послезавтра, это скучно» – мы часто сталкиваемся с таким. Но мы же просим деньги на развитие наших проектов у бизнеса, а ему непонятен такой язык.
Когда вы стали координатором по фандрайзингу в фонде AdVita, то сразу сообщили, что хотите открыть свой фонд и пришли с определенной задачей?
Да, и они прекрасно к этому отнеслись: знали, что я могу быть полезной. Со временем я стала там одним из ведущих фандрайзеров. Это было интересно и очень сложно.
Тогда было такое время, что общаешься с человеком по телефону, а он думает, что рак заразен и вы его сейчас заразите.
Это сейчас всем понятно, почему нужно помогать людям с онкологией, почему государство не все закрывает, как это устроено за границей. Тогда вся эта аргументация еще только развивалась.
А деньги на благотворительность у людей тогда были?
У людей всегда есть деньги – просто у разных людей. Деньги есть и будут всегда, наша задача – их добыть.
У нас есть клевый кейс, когда сестринский фонд AdVita USA участвовал в розыгрыше грантов: 100 тысяч, 500 тысяч долларов. Мы обращались во все СМИ, до каких только могли дотянуться, чтобы люди в соцсетях голосовали за AdVita. В итоге удержались в десятке тех, кто получил по 100 тысяч – прошли по самому краю. Многие иностранцы потом писали, что Россия – такая богатая страна и не может спасти своих детей. Но это был невероятный опыт, мы были очень рады: потратили грант на развитие банка доноров костного мозга.
Фото: Оксана Соколова / АСИ
«Уважение сложно намазать на хлеб»
В 2016 году вы вместе с Анной Косаревой стали соучредителями фонда «Долго и счастливо». Почему именно пожилые люди в итоге?
Потому что им никто не помогает – мы провели маркетинговое исследование. Если вы погуглите количество фондов, помогающих детям, и количество фондов, которые помогают взрослым, то увидите большую разницу.
Но пожилые люди, кажется, не самая проигнорированная аудитория.
Если мы имеем в виду танцы и песни, то не самая проигнорированная. А если имеем в виду лекарства – одна из самых проигнорированных.
У нас принято говорить, что пожилым людям нужно уважение, и довольно большая часть общества ограничивается этим.
Уважение сложно намазать на хлеб и вообще это вещь, которую нельзя потрогать руками, а если человеку нечего есть или он страдает от боли, о каком уважении и развлечениях может идти речь? Поэтому мы создали фонд, который закрывает эти базовые потребности.
К выбору благополучателей вы тоже подходили научно.
Это нормальный подход. «Мы просто взяли и побежали» — это не системная работа. Желание спасти мир должно базироваться на внятных рассуждениях и расчетах.
Наши жертвователи – это люди, которые используют такой же подход и которым он понятен. Они знают, что получат прозрачные отчеты, где будет показано, на что потрачены деньги, почему это не делает государство и почему эти люди нуждаются в помощи. На все эти вопросы у нас есть ответы.
Как вы с Анной выстроили работу?
Мы обратились к людям, которые помогали нам с самого начала. Идея им понравилась, и они дали деньги на брендинг, сайт. Они входят в наш попечительский совет, и все эти годы находятся рядом, помогают и словом, и делом. Долгое время мы с Анной работали вдвоем, потом стали привлекать еще сотрудников.
Кто сейчас работает в фонде «Долго и счастливо»?
Мы разрастаемся в рамках своих финансовых возможностей, нас восемь человек: координатор, администратор, бухгалтер, человек, который занимается волонтерами, smm-менеджер. У всех сотрудников нашего фонда довольно большой функционал, но мы справляемся. Мы пока не такая огромная организация, чтобы сидеть в кабинете и с высоты взирать на процесс.
В сентябре мы открыли филиал в Пскове. Там живет много бывших узников концлагерей, у них довольно высокая пенсия, больше 40 тысяч. При этом в Пскове есть, кому помогать.
Еще нас поддерживают it-компания, рекламное агентство, дизайнеры, которые занимаются полиграфией.
В 2019 году у фонда вышла классная реклама с девочкой, которая состаривалась. Это агентство придумало?
Да. Мы пишем драфт, что хотим сказать, какие у нас задачи, агентство это осмысливает с помощью визуальных средств. Мы всегда говорим про то, что пожилые как дети, но без поддержки родителей, – это ключевое наше сообщение.
Вам не кажется оскорбительным, когда взрослого человека сравнивают с маленьким ребенком?
Это отражает действительность. Мы говорим о том, что часто о пожилых людях некому позаботиться. Ну, и в принципе это отражает наш культурный код. На нем и наши высказывания основаны: мы берем забавные словечки, которыми пожилые люди называют своих младших родственников. «Бабушкин зозулик» пользуется у нас большой популярностью, это такое южное наименование.
«Многие подопечные отмечают, что после обращения в фонд их жизнь изменилась»
Когда фонд столкнулся с первыми сложностями?
Изначальная сложность в том, что пожилые люди всего боятся. Они не верят в благотворительность, не верят, что им кто-то поможет. Они боятся ходить к врачам, потому что лекарства очень дорогие: понимают, что не смогут их купить. Они находятся в тяжелом эмоциональном состоянии, потому что часто всеми брошены. Им в принципе непонятно, с чего вдруг какие-то незнакомые люди им помогут, потому что никогда в жизни с этим не сталкивались.
Многие наши подопечные радостно отмечают, что после обращения в фонд их жизнь изменилась. Они поняли, что есть люди, которым они небезразличны, и стали позитивно смотреть на окружающий мир.
Они всю жизнь жили в ожидании какого-то удара, особенно в последнее время, будучи в преклонном возрасте. Но когда ощутили заботу, поняли: может быть, нет никакого удара? Может быть, все лучше, чем им кажется?
Например, звонит пожилая женщина, очень негативно настроена: увидела публикацию про одного из наших подопечных в СМИ и решила выразить свой протест – мол, мы пишем про неких нуждающихся, а вот она такая независимая и никому не жалуется.
Но когда мы с ней поговорили, стало понятно: этому человеку грустно, некому о ней позаботиться. Мы спросили: может быть, нужна помощь? Она сначала негативно отнеслась, а в итоге мы общаемся уже несколько лет, и она стала гораздо спокойнее, позитивнее. Она не выходила на улицу, а теперь стала это делать.
Еще была забавная история с подарками на 8 Марта. Наша концепция – мы не делаем ничего по остаточному принципу. Если дарим подарки, то это хороший подарок. Тем, кто жертвует, говорим, чтобы они рассчитывали свои финансы и делали такой подарок, какой подарили бы себе или своей бабушке. Не надо действовать по принципу «на тебе боже, что нам негоже».
И вот одной бабушке подарили набор и там, в частности, был крем для зоны декольте. Она потом позвонила и сказала, что не знала, что такая зона вообще есть! Намазалась этим кремом и не знала, что она такая красавица.
Была у нас еще подопечная, которая проходила лечение, сильно поправилась и не могла купить одежду своего размера: дорого. Поэтому одежды у нее не было, она сидела дома. И один из друзей нашего фонда подарил ей красивый пуховик, сапоги зимние, все это было очень хорошее. Женщина нам позвонила и рассказала, что сидит дома в пуховике и сейчас пойдет его выгуливать.
Еще у одной барышни не было одежды, и друг фонда подарил ей красивое пальто, украшенное камушками. Так она в тот же день поехала к подруге в Выборг, потому что пальто требовало его срочно выгулять!
Они не от экономии не покупали себе вещи, а потому что невозможно на пенсию в 15 тысяч рублей покупать продукты, одежду и платить квартплату.
Какие эмоции у вас вызывает тот факт, что пожилым людям в нашей стране не хватает денег на базовые вещи?
Большому количеству людей не хватает денег. Но ни в одной стране мира все не делается за счет государства.
Я общалась с НКО из разных стран. В ГАООРДИ приезжал известный финский правозащитник Калле Кенккеля, он был уже пожилым человеком, на коляске, с аппаратом вентиляции легких. Кенккеля говорил: «Ни один чиновник ни в одной стране не хочет ничего хорошего делать ни для пенсионеров, ни для инвалидов. Вы должны заставить их это делать!».
В Финляндии во времена его юности не было никакой доступной среды, и Кенккеля приезжал на коляске к мэрии, ложился на землю и, привлекая журналистов, полз к мэру на животе, чтобы показать, что у него нет доступной среды.
То же самое говорили американские мамочки, которые приезжали общаться с мамами российскими: «Почему, если вам не дают лекарства, Невский проспект не перекрыт вами и вашими детьми на колясках? У вас никогда ничего не будет, если вы не будете так делать».
Когда я работала в AdVita, было много случаев, когда в Петербург из регионов приезжали дети на срочное лечение. Мамочка прилетает с маленьким ребенком с одним пакетиком вещей. Почему ее соседи не объединяются, не присылают вещи, не скидываются деньгами?
Это вопрос не к государству, а ко всем нам: почему у нас такое разобщенное общество? Не надо все вешать на государство, нужно задавать вопросы себе.
Мой папа ездил на конференцию в Техас, где побывал в огромном госпитале: просто дворец, нафарширован оборудованием, все шикарно. Госпиталь финансируется целиком за счет средств благотворителей, и они гордятся, что не зависят от государства. Вот к кому вопрос, почему мы не можем так сделать?
Люди могут делать сами очень многое, и это нормально. Тот же самый банк доноров костного мозга – отличный пример. Это было сделано силами НКО и вышло на государственный уровень.
Люди нам часто пишут, что никогда не обращали внимания на соседей, а потом прочитали историю про нашу подопечную и стали замечать людей, которые живут рядом. Одна подписчица заметила, что у нее в подъезде ходит пожилой мужчина, у него потерянный вид. Выяснилось, что у него деменция, он живет с братом, но выходит на лестничную площадку – и теряется. Ему надо просто помочь вернуться в квартиру. Теперь, когда она его встречает, то всегда возвращает домой.
«Я хочу продолжать работать. У меня в семье принято работать до последнего дня»
Сейчас, когда вы работаете с пожилыми людьми, вспоминаете опыт общения со своими старшими?
У меня на столе стоит фотография моих бабушек и дедушек. Все наши подопечные бабушки — отражение нашей страны, и мои – не исключение.
Дедушка был выслан как этнический немец в Казахстан, одна бабушка была из раскулаченных, ее семья бежала с Волги до Батуми.
Еще одна бабушка во время войны закончила инженерно-экономический вуз и по распределению отправилась на Сахалин. Она очень не хотела туда ехать, но ей сказали, что вариантов нет. А дедушка, ее будущий муж, был родом из деревни в Амурской области, мечтал стать летчиком, в раннем возрасте уехал из дома, выучился и поехал на учения на Сахалин.
В тот вечер, когда бабушка приехала на остров, ей с подругами было негде ночевать: общежитие еще не дали. Поздно, темно, они пошли в кафе отметить свой приезд, а там были пилоты.
Дедушка летал на бомбардировщиках, и в тот день что-то произошло в его машине, он с трудом ее посадил, чуть не разбился и отмечал с сослуживцами свое второе рождение. Пилоты увидели симпатичных барышень и решили с ними познакомиться. И познакомились: с тех пор бабушка с дедушкой не расставались. Дедушка умер три года назад, ему было 96 лет.
У вас хорошие перспективы жить долго и счастливо.
Так и есть.
У вас есть какой-то рецепт, как донести до людей, что, помогая пожилым, мы, по сути, делаем вклад в свое будущее? Ведь все мы, если повезет, когда-нибудь состаримся.
Мы как раз говорим в фонде про то, что мы все станем пожилыми людьми. Мы назвали фонд «Долго и счастливо», потому что именно такого будущего хотим для себя и своих подопечных. Хотим построить мир, в котором люди во взрослом возрасте не будут нуждаться и чувствовать себя одинокими, а будут окружены заботой.
Кстати, еще по поводу счастливых историй. У нас в фонде была уже вторая свадьба подопечных – у людей меняется жизнь. Когда мы открывали филиал в Пскове, сделали вывеску. Люди, которые пришли ее вешать, спросили: «У вас тут брачное агентство? Название такое странное».
Как вы представляете свою идеальную старость?
Я хочу продолжать работать. У меня в семье принято работать, по возможности, до последнего дня. Мой папа продолжает активно оперировать и не собирается заканчивать. Мне кажется, это правильно: сохраняет голову и тело в активной фазе. Хотелось бы заниматься чем-то интересным. Есть полно занятий, которые не требуют суперфизической активности. Конечно, нужно заботиться о своем здоровье, проходить чекапы, правильно питаться, больше гулять и читать хорошие книжки.
Думала, скажете «читать хорошие новости».
Нет, книжки лучше всяких новостей. Читайте Толстого – мне кажется, он успокаивает: такие длинные предложения, пока прочитаешь, уже успокоишься.
Какие ваши любимые книги?
Я очень люблю «Войну и мир», читала сто тысяч раз. Русские авторы прекрасны. Недавно ребенок читал по школьной программе Гоголя, я тоже решила перечитать, получила большое удовольствие. Люблю Сомерсета Моэма. Как говорит моя подружка, «ты открываешь «Театр», и знаешь, что там ничего не может тебя расстроить».
Интервью с Натальей Шведовченко — часть серии «НКО-профи», созданной Агентством социальной информации и Благотворительным фондом Владимира Потанина в 2017 году. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Серия реализуется в проекте «НКО-координаты» при поддержке Фонда президентских грантов.
- «Мы не можем бороться с насилием только на уровне семьи»: Анастасия Ермолаева, Нижегородский женский кризисный центр
- «Я стала думать, где могу быть полезнее». Анна Скоробогатова, фонды «Абсолют-помощь» и «Свет»
- «Мы разозлились на всех и решили показать, что двое россиян могут помочь нерпе». Вячеслав Алексеев, Фонд друзей балтийской нерпы
