Синдром самозванца — это психологический феномен «Я недостаточно хорош». Люди, которым он присущ, не связывают свои достижения с приложенными усилиями, считают себя недостойными любви, уважения, успеха, которого реально добились, и не могут адекватно оценить свои заслуги.
Директор некоммерческой организации, работающий в благотворительности 15 лет, анонимно:
— Любой человек, который работает в благотворительности в сфере медицины, так или иначе сталкивается с синдромом самозванца. Как только ему приходится вступать в диалог с врачами по той или иной проблеме, доктора сразу с радостью тычут в отсутствие у него медицинского образования. С таким прекрасным видом они задают вопрос: «М-м-м, простите, а вы врач?» А поскольку вы не врач, то и разговаривать с вами якобы не о чем. Хотя самообразование никто не отменял.
Несмотря на опыт и знания, хоть коллеги и считают тебя экспертом, а журналисты часто берут интервью, — все равно во время публичного выступления или после выпуска какого-то очередного документа ждешь, что найдется человек, который встанет, ткнет пальцем и скажет: «О-о-о, слушайте, это же чепуха, он вообще не понимает, о чем говорит!»
С возрастом и со временем этого, наверное, становится меньше, но всё равно — есть.
Если меня куда-то зовут выступить, первый вопрос — это, конечно, «а почему я?». Других людей, что ли, нет? Более опытных, более умных? Чего вы ко мне пристали? (смеется) Это чувство неуверенности, тревоги, иногда страх, если какой-то аспект темы я знаю не до конца.
И, конечно, я сомневаюсь в принятии решений на работе. Но мне кажется, до какого-то момента это помогает. Ты постоянно задаешь себе вопрос: а вот насколько я уверен в том, что мы рекомендуем, что мы предлагаем? Действительно ли наши подходы обоснованны и эффективны? Так ты не становишься таким уверенным в себе идиотом, который откровенно несет какую-то чушь с высокой трибуны.
Ты переспрашиваешь себя, настраиваешь на то же самое команду. Это помогает держать себя самого в тонусе. Не застывать в знаниях, тем более медицина в благотворительности — сфера, которая постоянно развивается, во всех нозологиях появляется очень много новых препаратов, и поэтому всегда приходится перепроверять свои знания, перечитывать протоколы. И такая вещь как сомнение скорее помогает. Но до определенного момента.
В какой-то момент оно начинает мешать, потому что когда приходит точка принятия решения и надо что-то делать,ты оттягиваешь решение и прокрастинируешь из-за внутренней неуверенности.
Хороший вопрос, почему это всё возникло. Мы все родом из детства (смеется).
Как, знаете, приходит клиент к психологу, и тот ему говорит: давайте всю ненужную часть пропустим, сразу обвиним родителей и пойдем по домам. Тут то же самое. Мой многолетний опыт терапии — вот почему становится легче, потому что я много лет в терапии и прорабатываю свои детские травмы.
Естественно, это всё из детства; естественно, это необходимость завоевывать любовь родителей, такую, которой хотелось бы всем детям и которой не было в силу разных причин. Мне всё время приходилось доказывать, что я заслуживаю эту любовь или что достигаю каких-то успехов.
И когда это не получалось, я всё время задавался вопросом: а что со мной не так? Почему у меня не получается? Так и терял уверенность в себе. «Детские» вещи: детство, школа, родители, ситуаций много можно вспомнить. Но смысл в том, что единственный способ справиться, который я для себя нашел, — персональная терапия и проработка именно этих вещей.
У нас нет специального профильного образования для сотрудников НКО в вузах: никто не учит руководить благотворительными фондами, никто не учит фандрайзеров, сектор очень молодой, и системная помощь начиналась в 2000-х годах на коленке. Люди приходят в фонды, занимают руководящие позиции без профильной подготовки — а у нас в России стереотип, что без образования ты никто, очень силен: «Что ты здесь делаешь, иди работай по профессии».
Второй фактор — быстрый карьерный рост: кто первый, тот и становится руководителем. И руководитель может тоже чувствовать себя не на своем месте, ощущать себя некомпетентным, даже если руководить у него вполне получается.
Еще что стимулирует ощущение [самозванства] — профессиональное сообщество в НКО пока еще недостаточно сильное, не так давно начали проводиться профессиональные конференции для фандрайзеров и так далее. Все работают со своей темой, в своей организации, мало выходят «в свет», и синергия с другими профессионалами происходит редко. Поэтому ощущение «я не знаю, как я работаю», «я работаю нормально или еще нет?» возникает: человеку важно сверяться с коллегами из своей сферы.
Мне кажется, это еще такая история про стыд, про российскую культуру стыжения. Когда во взаимоотношениях и с государством, и между собой, надо всё время доказывать, что ты не верблюд. «Какой ты фандрайзер, такого слова вообще нет», — в здоровой позиции профессиональная уверенность не страдает от таких высказываний, а в нездоровой снижается или становится хрупкой, зависит от внешнего воздействия.
Профессиональная уверенность связана с профессиональной идентичностью человека (с осознанием «кто я», «какой я специалист»), с психологической и эмоциональной устойчивостью в целом и с тем, есть ли у человека свой какой-то план развития, как он видит свою траекторию дальше.
«Синдром самозванца – это налог на выбор»
Профессиональную уверенность помогают укрепить те самые связи с сообществом, возможно даже работа с ментором, способным реально посмотреть на ваши возможности со стороны. Ещё один совет — запрашивать обратную связь как у руководителя, так и у команды.
Анастасия Гулявина — руководитель Московской школы профессиональной филантропии фонда «Друзья», председатель совета БФ «Второе дыхание», сооснователь Impact Hub Moscow, бывший директор благотворительной ярмарки «Душевный Bazar». В общей сложности работает в некоммерческом секторе уже более 10 лет.
Анастасия всегда занималась проектами, требующими сотрудничества с представителями разных секторов одновременно: бизнесом, чиновниками, НКО. При этом сравнить себя с ними не получалось – слишком разные задачи. Так периодически начал проявляться синдром самозванца. Гулявина его «прожила» — осознала и нашла то, что ей помогает:
— Есть социальные предприниматели и фонды – с благополучателями, ради которых они работают. Есть бизнес, основная цель которого – получить прибыль, он становится заказчиком или партнером программ. А ты находишься в позиции, где должен с одной стороны понимать, что делают социальные проекты, с другой – что нужно бизнесу, а с третьей стороны – ты сам ни то, ни другое.
Ты не понимаешь, классный ты или нет, сразу по нескольким причинам: потому что не с кем сравнить, потому что публичное поощрение получаешь не часто, потому что сам ищешь для себя ресурсы, чтобы делать то, что кажется важным. Можно найти кого-то формально похожего на себя, хотя бы по задачам, но и тут сравнение не удается, если бизнес-модели разные.
Я не думаю, что в моем случае синдром самозванца – это штука, которую можно починить. Потому что я в принципе всегда работаю в тех местах, которые создают рынок или сферу, а не улучшают существующее. Это мой выбор. И периодически возникающий синдром самозванца – это налог на выбор, который я плачу за право заниматься тем, что мне нравится.
Когда нужно принимать решение оперативно, нет свободного времени тревожиться. Фокус на задаче или на человеке, который приходит за помощью, подпитывают и возвращают к смыслу. А тревога отступает.
Надо задавать себе вопрос: «Что конкретно тебя беспокоит?». Если нужно решение проблемы или совет – искать экспертизу. А если простое ободрение – поговорить с близкими.
Много ресурса в том, чтобы обсудить проблему с другими. Когда есть возможность в безопасной и принимающей среде поговорить о своей работе с коллегами, синдром самозванца отступает.
Когда неясная тревога существует только в голове, она будто разрывает черепную коробку изнутри. Но стоит только ее озвучить, придать форму, она отделяется от человека. И вот ты снова тот, кто ты есть. Человек с мечами, задачами, вопросами, а не самозванец. У тебя есть уязвимые места – это нормально. Потому что не существует в природе эталонной модели благотворителя.
