И на дверях написано «Здесь люди»

10 сентября на белгородской границе с Украиной выстроились километровые очереди беженцев – часть жителей покинула города и поселки в Харьковской области, в которые вошли ВСУ. В Белгородскую область приехали более 1,3 тысячи человек. Помощь с продуктами и вещами первой необходимости им оказывают волонтеры, в том числе Марфо-Мариинское сестричество милосердия. Сестричество помогает волонтерам с первых дней спецоперации на Украине.

Более чем за полгода к ним обратилось больше 17 тыс. жителей ЛДНР и Украины. Как сестричество организовало работу и почему некоторые беженцы сами стали волонтерами – в материале корреспондента Агентства социальной информации.

250 человек в день

Марфо-Мариинское сестричество милосердия основала в 1995 году Белгородская и Старооскольская епархия. Сестры помогали многодетным и малообеспеченным семьям, кормили бездомных, навещали пациентов в больницах, рожениц, ездили в тюрьмы. В 2014 году у них появилась новая категория благополучателей – беженцы с Украины.

Новая волна беженцев приехала в регион в 2022 году. 24 февраля, в день начала спецоперации на Украине, сестричество решило создать «Штаб помощи беженцам», расширив это направление работы.

В первые дни были большие очереди за помощью: беженцы занимали места с пяти часов утра, очередь тянулась до улицы, волонтеры помогали 250 людям в день.

«Мы помним 2014 год, когда был большой поток переселенцев и была подготовка. У нас все равно были какие-то запасы круп, потому что ежедневно кормили бездомных. И когда пошел первый поток, сестры просто преграждали проход партой, чтобы люди не толпились. Сестры записывали их данные ручкой в журнал, это занимало много времени. Все нормализовалось, когда подключились московские коллеги», — рассказывает координатор штаба Анастасия Маслакова.

Коллеги из Московского штаба беженцев рассказали, как организовать помощь, помогли закупить компьютеры и установить специальную программу, чтобы вносить данные получателей и избежать мошенничества. Сестричество сделало баннеры с информацией о помощи и повесило в других храмах стикеры с QR-кодом для пожертвований. Им начали привозить гуманитарную помощь.

Заработал актив добровольцев, откликнулись белгородцы, которые решили стать волонтерами. Среди них были работающие люди, которые приходили в штаб в выходные или будучи в отпуске. Некоторые женщины приходили с детьми-подростками и отправляли их на склад с гуманитарной помощью, сортировать крупы и пакеты с продуктами. Помогать приходили сотрудники налоговой службы, которых для этого отпускали на час раньше с работы. Добровольцы оказывали юридическую помощь: подсказывали, где и как оформить документы.

Когда человек приходит в штаб, он подходит к соцсотруднику, чтобы оформить заявку на помощь. В штабе четыре соцсотрудника вносят данные беженцев в программу на компьютерах. После этого человек идет в пункт выдачи гуманитарной помощи и, при необходимости, на вещевой склад. В пункте выдачи ему выдают пакет с продуктами, предметы гигиены, на складе помогут подобрать одежду, выдадут подушку и одеяло.

 «Я видела, как две женщины не могли между собой поделить б/у кастрюлю с чайником…

Одна женщина: «Девочки, дайте одеяла, мы вообще с одной сумкой приехали». Часто такое слышишь. Кто-то смог вынести какую-то одежду, у кого-то дом разрушился, сгорел, а они сами успели спастись. В чем были, в том и приехали», — говорит Маслакова.

В штабе беженцам оказывают психологическую помощь. Психологи НИУ БелГУ работают в штабе и с другими людьми, пережившими пост травматическое стрессовое расстройство. В сестричестве создали горячую линию для получения юридической и психологической помощи.

«Женщина заполняла документы и начала плакать. Она из дома вышла на улицу, а ее сыновья мертвые лежат – осколком убило. Ее сразу увели к психологам, дали успокоительные… Такие случаи, особенно в первые месяцы, часто были, сейчас спокойнее. Психолог писала, что на кухне готовили трапезу для бездомных, и что-то там упало, звук резкий. Рядом стоял мальчик дошкольного возраста. Он взял младшую сестру и под стол затолкал, с ней залез. Они пугались взрывов», — рассказала сестра милосердия.

Но психологическая помощь нужна также и волонтерам.

Для добровольцев проведут тренинг о том, как избежать выгорания.

Некоторые соцработники просили найти добровольцев, чтобы у них был более свободный график – сложно, потому что постоянно пропускают через себя боль других.

«У нас одна девочка работала и на кухне, и администратором, и уборщицей, и с супругом возила вещи на машине, — деятельная. А у нее диабет и ей надо контролировать прием пищи. Она один раз забыла поесть и потеряла сознание. Приехала скорая, забрала ее. Она на следующий день вышла помогать и даже извинялась передо мной, что упала…

Волонтеры вместе с беженцами плачут. Эта девушка им говорит: «У вас сейчас нет родных, но давайте я буду вашей сестрой, вот мой номер, можете звонить в любое время». Ее благодарили, говорили: «Потом встанем на ноги, и мы вам тоже поможем чем-то». Она говорит, что не надо, хотя сама одна воспитывает двух детей. Говорит: «Помогите тем, кто приедет и окажется в сложной ситуации, чтобы был бумеранг добра», — вспоминает Анастасия.

По словам Маслаковой, много случаев, когда беженцы после оказания помощи начинают помогать сами.

Волонтеры-беженки

Штаб помощи беженцам находится в подвальном помещении рядом с Марфо-Мариинским монастырем. По пути к штабу висят указатели. В помещении большой зал, где за компьютерами сидят соцсотрудники, возле стен стоят скамейки, стулья для ожидающих в очереди, вода.

Среди посетителей есть пожилые, люди средних лет, некоторые пришли с маленькими детьми, к концу рабочего дня в помещении не меньше 15 человек. Пока родители оформляют заявки у соцработников, в углу играют дети – сестры из дома принесли для них игрушки. Дети улыбаются.

Около пяти человек в зале ждут в очереди у вещевого склада. Дальше по коридору комната сестер, медицинского работника и склад с продуктами.

Склад завален мешками с крупами и коробками. Продукты в черные пакеты сортирует Михаил, тоже беженец, но из Белгородской области. Он жил в приграничном селе Журавлевка, которое сильно пострадало с первых дней спецоперации. Власти ради безопасности эвакуировали жителей поселка, разместили их в гостиницах и запретили возвращаться в село. Одна из жительниц Журавлевки ненадолго заехала домой за летними вещами, ее ранило при обстреле, и женщина скончалась.

Михаил живет в гостинице с марта. По словам Анастасии Маслаковой, переселенцев в гостинице обеспечивают, поэтому Михаил решил оставить работу и в мае пришел помогать в штаб. Он работает в сестричестве каждый рабочий день с девяти утра до пяти вечера.

«Я раньше не занимался волонтерством. [Когда началась спецоперация] мы в поселке помогали ВС РФ, готовили еду. Я уехал из дома и узнал, куда можно пойти волонтером. Решил здесь помочь», — говорит Михаил.

Волонтер отнес наборы в черных пакетах на вещевой склад.

Вход в комнату прегражден партой. За ней – стол с компьютером. За ним стоит женщина в черном платье с белыми полосами, короткой стрижкой и бейджем с именем Елена, похожая на учительницу. На столе лежит таблица с именами и фамилиями. На компьютере открыта программа, куда вносят данные беженцев. Ее дочь Ольга что-то раскладывает среди шкафов и полок. Напротив Елены на стол облокотилась блондинка средних лет с красной повязкой в волосах.

Трое волонтеров – односельчанки. Они жили в поселке Новолуганское в ДНР и только здоровались друг с другом, а теперь «все стали родственниками, сблизило горе».

«Встретила девочку из соседнего поселка. Я ее в глаза никогда не видела, но знаю, где она жила. И сразу мороз по коже, потому что родня», — говорит женщина с повязкой в волосах.

Первой в штаб пришла Елена. Она уехала из дома еще осенью: приехала помочь дочери в Белгород. Ее дочь Ольга переехала в Россию с детьми еще в 2014 году. Больше Елена не вернулась домой и с первых дней спецоперации помогает в штаб, где ей самой когда-то помогли. Она приходит в сестричество каждый день и называет это «работой».

«Вообще я собиралась уезжать, потому что нас все восемь лет бомбили, и дочь уговаривала. Но то ковид, то еще что-то, да и вообще — огород, все свое. Таскала кресла в подвал, чтобы маме старенькой было удобно.

Матрасик, одеяла, свечки, лопата, чтобы, если прижмет, могли себя откопать. И на дверях написано: «Здесь люди».

Уехала к дочери в одном свитерочке и плащике, даже не брала переодеться. Многие беженцы так приезжают. Там остались соседи, тоже родня. Сейчас остались здесь: в возрасте на работу не берут, пенсии нет и живи, как хочешь. Пришла сюда, потому что мы тоже беженцы, нам помогли и тоже надо сделать добро. А здесь, когда встретились [с односельчанами], обнимаемся, плачем, целуемся».

Женщина с повязкой в волосах тоже считает, что помощь нужно «отработать». Сегодня у нее первый полный рабочий день. Раньше приходила с внуком на несколько часов.

«У меня две взрослые дочки работают, и полки все равно пустые. Тоже пришла за помощью. Но я же не буду просто так получать? Все равно просто есть хлеб невозможно. У меня нет возможности устроиться на работу из-за ребенка. Но можно прийти сюда поработать часа два-четыре, чтобы совесть была чиста, может кому-то еще хуже меня. Есть руки-ноги – буду работать.

Здесь простых судеб нет ни у кого: ни у тех, кто сюда приходит, ни у тех, кто здесь работает. Но мы не унываем».

Она приехала в Белгород в апреле, когда стало невмоготу. В Новолуганском у нее было два магазина. В один из них прилетел осколок снаряда, когда внутри находилась продавщица. После этого женщина отправила сотрудницу домой и до отъезда работала в магазине сама. Во втором ее магазине «все посечено». Ее дочь отказалась уезжать из поселка без матери. Одним из вечеров беженка вернулась домой с работы, вместе с дочерью собрали вещи и уехали из поселка ко второй дочери в Белгород.

«Полями и лесами нас вывозили до русской границы. Во дворе магазина у меня осталась собака алабай. Мой сосед два раза в день ходил ее кормить. Я сейчас должна приехать и в ноги ему падать».

Елена показывает нам на телефоне видео, как чиновник из ДНР приехал на родину в Новолуганское и со сцены говорит, что людям привезут гуманитарную помощь. Люди в актовом зале аплодируют ему. Показывает разрушенные дома. Женщина, приехавшая в апреле, говорит, что боится вернуться и посмотреть на поселок.

«Там 70% домов разрушено: разбомбили многоэтажки и частный сектор. Люди жили в подвалах и сейчас там ночуют. У нас дома нет ни света, ни газа, ни воды. Готовят на кострах возле домов. У нас много людей пострадало. Один человек подорвался, когда за водой ходил. У меня друга убило возле гаража. Муж с женой до 50 лет, только сына женили. Они прятались в подвалах и их дом разбомбило при обстреле. Побежали дом тушить. Они такие труженики, этот дом кровью и потом построили. В доме взорвалась стена, мужа завалило. Его похоронили во дворе своего дома. Она на следующий день уехала в Житомир и там встретилась с сыном, который раньше в подвалах в Харькове сидел.

У меня чувство жуткой вины было: почему я не там? Почему они страдают?

Я тоже готовила подвалы. Но внуку нужна операция, пришлось уехать».

Елена находит в телефоне видео своего дома, которое ей прислали соседи. На экране — большой дом из белого кирпича.

«У нас был рекорд: 100 семей-заявителей за день. Наши сотрудники работали по 9 часов без перерыва»

Подробнее

«Дом не из маленьких, а все какое заросшее! Запустевшее! Но, слава Богу, хоть целое. Сосед покосил возле дома. Конечно, страшно ему, потому что [мины] «Лепестки» валяются в траве. Наступишь – можешь подорваться. У нас в селе трое покалеченных без ноги… Виноград какой! – показывает она зелень, которая вьется над воротами. – Там была летняя кухня, вылетели окна и крыша. Гараж вроде был цел».

Женщина в повязке вспоминает, как вместе с внуком летом поехала на море в Россию, на подработку. То, что она в тот момент ощутила, называет «раздвоением личности»: «Я смотрю: здесь люди отдыхают, смеются. А я знаю, что там [в поселке] жизнь другая. Там люди сейчас о море не мечтают даже».

«У нас сейчас другие проблемы»

В дверном проеме появляется молодой мужчина в рубашке и джинсах, похожий на офисного сотрудника. Он хочет забрать продуктовый набор. Елена смотрит по списку и говорит мужчине, что его жена уже забрала пакет. Он уходит.

За день женщины выдали помощь почти 140 беженцам, многие обратились впервые. Украинцы и жители ЛДНР продолжают уезжать из своих домов по «зеленым коридорам» в Белгородской области. Тех, кому некуда поехать, на несколько недель поселяют в гостиницах или палатках – пунктах временного размещения.

В составе продуктового набора: крупы, мясные и рыбные консервы, подсолнечное масло, чай и другие продукты, если есть на складе. Волонтеры выдают зубные щетки, шампуни, дезодоранты, посуду и другие вещи — при их наличии.

«Сейчас хоть пакет тяжелый. А было такое, что мне было стыдно отдавать пакет, потому что он легкий. Там пачка макарон, килограмм сахара и еще чего-нибудь, — говорит Елена. — А дома и этих макарон нету… Или было такое, что на складе только туалетная бумага.

Многие приходят и хочется душу отдать, все, что есть, помочь этим людям. Благодарят нас. Но есть хапуги, которые говорят «выдайте, что положено». А что положено? Если люди дали, мы раздаем».

По словам волонтеров, в штабе были случаи воровства.

Один раз у беженцев, которые отошли отдать документы, украли пакет с гуманитаркой. Поэтому в штабе поставили камеры видеонаблюдения и преградили вход в зал партой.

«Сегодня мужчина пришел получать. Он плачет, потому что не привык, чтобы ему помощь оказывали. Он привык сам работать»,- говорит Елена.

«У него все было, дом – полная чаша», — кивает вторая женщина.

«Женщина одна была. С ней говорят, а она начинает труситься. Люди все очень подавленные, уставшие, изможденные. Она была ранена, несколько дней ожидала въезда в Россию. Как говорила, ждала очередь на улице, ночевала и на лавочке, и под лавочкой. А потом первым делом приехала сюда, без денег», — продолжает Елена.

«Знаете, этот взгляд: «А что, можно матрас получить? Я же кофтынкой маму укрываю. Можно нам одеяло взять?», — округляет глаза женщина в повязке. — Это слышишь от людей, у которых был дом или квартира. Люди все имели, но лишились. Это огроменный стресс».

По словам волонтеров, многие беженцы приезжают «с одной сумкой и без документов, в сгоревшей машине», есть раненые.

Они пытаются восстановить документы и тратят на это президентскую выплату – 10 тысяч рублей. Так поступила волонтер, приехавшая в апреле.

«Пока оформляла документы в центрах, общалась с теми, кто в 2014 году приехал, и сейчас. Кто-то в силах искать работу. Одна женщина пришла и дотащить пакет не могла, получила за себя и за мужа. А муж где? Пошел хоть какую-то работу искать. Те, кто постарше, конечно, потерянные, испуганные. Квартиру сняли на два месяца, на последние деньги, оформляют гуманитарки, документы. А что делать дальше – непонятно».

Волонтеры понимают беженцев, но стараются не расспрашивать их о произошедшем.

Но психологическая помощь, конечно, необходима. Одна из беженок рассказала, как ее дочь в Новолуганском с 2016 года вместе с волонтерами оказывала психологическую помощь пострадавшим: занятия начинали с плача, рисовали, вышивали, разговаривали и заканчивали встречи смехом.

«У моей дочери одноклассник в Мариуполе пропал на три месяца. Его мама, учительница физики в поселке. Сын только женился, жена беременная. Они ходили к учительнице разговаривать. Сын нашелся в апреле, они сидели без связи. Сейчас учительница в Белгороде. Говорит дочке спасибо: «Девчонки меня вытащили, иначе я бы просто сошла с ума». Когда у меня люди поселковые начали появляться в «Вайбере», связь появилась… до дрожи. Живая, нашлась!» – говорит женщина с повязкой.

Она смотрит на ходунки в углу. В сестричестве их отдали для шестимесячной Вареньки, которую два месяца нянчила волонтер, пока мама девочки лежала в больнице.

«Катя выезжала в колонне машин из Волчанска в поселок. Машина подорвалась, погибла ее старшая дочь – Софийка 13-ти лет. А Катю водитель вытаскивал. Шестимесячную Вареньку она сразу отдала чужой женщине из другой машины. У Кати сломана рука, побита нога, ягодица. Колонна машин тормознула, и она ползла до нее. Катю положили в больницу в Волчанске. Я поехала туда за ней, забрала и добились, чтобы ее отправили без документов на операцию в Москву бесплатно. Катю мы вытаскивали всем миром, сбрасывались всем Новолуганским. Родственники в поселке похоронили ее старшую дочь. Ее маму собирали по кускам и морально, и физически. Морально не собрали. В сестричестве помогли с питанием и одеждой, ходунки Вареньке отдали. А потом Катя вернула их, когда решила уехать. Еще деткам кому-то».

В дверном проеме появляется женщина с черным пакетом – отдает вещи для мальчика. Третья волонтер, дочь Елены, достает из пакета и складывает мужскую рубашку. «Кто-то придет и скажет: а мне на мальчика», — говорит женщина с повязкой.

На стеллажах в кабинете висит детская школьная форма для мальчиков и для девочек. Неделя перед 1 сентября была загруженной – они помогали подобрать форму и выдавали канцелярские наборы.

«Видно детей, которые пережили страшное. Они от мамы не отходят, ничего не берут, — говорит одна из волонтеров. — У нас была девочка лет пяти.

Ей игрушку даешь, а она за маму прячется.

Ей отдали розового единорожка. У этой девчушки глазенки заблестели, она заулыбалась, прижала его к себе: «Мама, смотри что мне дали!» И маме предлагаешь красивое платьице, — Елена смотрит на розовое платье для девочки, которое висит над ходунками Вареньки. – Она: а куда мы будем ходить в этом платье? Так возьмите, чтобы ребенок красивенький был! То есть сейчас ей главное, чтобы ребенок был одет и была еда».

«Они говорят: у нас сейчас другие проблемы, — добавляет Ольга. — Да. Им одеяло, подушку, матрас».

В зале за дверью стало пусто и тихо. Рабочий день волонтеров закончен, они выключают свет. Волонтер с повязкой в волосах планирует помогать на складе, пока ее внук не получит гражданство России, квоту на лечение, и она вместе с ним не уедет на операцию. Елена – «сколько позволит здоровье».

Гуманитарной помощи не хватает

В первые месяцы благотворители из разных регионов активно жертвовали деньги. Но к сентябрю число гуманитарной помощи и пожертвований снизилось, что связано с «усталостью» людей.

Из-за того, что гуманитарной помощи стало меньше, сестричество выдает наборы, матрасы и подушки только тем, кто обращается в первый или второй раз. При этом сестры организуют индивидуальные сборы для беженцев: для семьи погорельцев, женщины с двойняшками-инвалидами — на дорогу до Москвы. В чате волонтеров беженцам предлагают работу.

«Есть люди, которые дают не рыбку, а удочку — предлагают работу, потому что продуктового набора хватит на неделю. Мы размещаем вакансии в чате и сделали в штабе магнитную доску объявлений, где у нас все завешано различными вакансиями. Люди обращаются и как раз пытаются обустроиться», — говорит Анастасия.

После 10 сентября в сестричество прибыла новая волна беженцев. Сейчас для людей не хватает одеял, подушек, средств гигиены, теплых вещей.

Анастасия Маслакова подала проект «Штаб беженцев» на конкурс президентских грантов. Результаты будут известны в октябре.

«У нас грантовый проект рассчитан до октября следующего года. Мы думаем, что около года беженцы еще будут пребывать и в таком режиме проработаем до следующего года», — говорит Маслакова.

Но кроме финансовой поддержки нужны волонтеры. После лета многие добровольцы вернулись на работу. Сестры ищут соцработников и администратора зала, которые могли бы помогать на постоянной основе, чтобы «бумеранг добра», о котором говорила одна из волонтеров, не останавливался.

«От маленького порыва сердца большие дела делаешь. Это такой зов. Спрашивают: милосердие остановит тот ужас, что происходит? Понятно, что мы должны быть вне политики. Мы здесь не разговариваем с беженцами. Просто выслушиваем, понимаем, плачем вместе с ними. Действительно, милосердие может спасти, потому что Господь нас призывает не думать о себе, чтобы мы начали заботиться о другом человеке. Думаю, когда мы изменимся, тогда и кошмар может остановиться», — говорит старшая сестра Елена Химченко, которая приехала с Украины в 2014 году.