После убийства девятилетней девочки в Саратове пользователи социальных сетей стали высказываться за возвращение смертной казни. Хотя в Уголовном кодексе Российской Федерации смертная казнь как мера наказания присутствует, на нее объявлен мораторий. Это произошло в 1997 году, когда Россия присоединилась к Протоколу № 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно смертной казни в мирное время. Несмотря на то, что Государственная Дума РФ до сих пор его не ратифицировала, смертную казнь в России применять запрещено согласно Венской конвенции о праве международных договоров. В ст. 18 прописано, что государство, подписавшее договор (в данном случае протокол конвенции), обязано соблюдать его до ратификации. На это в 2009 году указал и Конституционный суд РФ, постановивший, что никакие суды в России не могут выносить смертные приговоры. В 2012 году в стране уже предлагали вернуть высшую меру наказания для военных преступников, педофилов и крупных коррупционеров, однако тогдашний глава Совета по правам человека Михаил Федотов пояснил, что снять мораторий на смертную казнь можно, только изменив Конституцию РФ.
В октябре 2019 года фонд «Общественное мнение» (ФОМ) провел опрос касательно возвращения смертной казни, и 69% респондентов заявили, что считают этот вид наказания приемлемым за некоторые преступления, в том числе за распространение наркотиков (28%), взяточничество (14%) и неуплату налогов (1%). На странице Государственной Думы в социальной сети «ВКонтакте» также проводили опрос «Нужно ли вернуть смертную казнь для убийц детей и педофилов», и 78% респондентов ответили, что это необходимо. За высшую меру наказания высказался 19 ноября председатель Верховного суда Республики Татарстан Ильгиз Гилазов, который четырежды приговаривал людей к смерти.
Запрет на чувства
По мнению психолога Центра психологической помощи сотрудникам благотворительных организаций «Вдох» Ольги Сориной, человек, высказываясь за возврат смертной казни, таким образом проявляет подавленные чувство страха и беспомощности. Призывы к смертной казни – это попытка выговориться и озвучить свои чувства. Сложность в том, полагает Сорина, что у нас в стране не очень принято говорить о чувствах, и человек, вместо того чтобы сказать: «Мне очень страшно от этой новости, я боюсь, что это произойдет и с моим ребенком», пишет, что нужно ввести смертную казнь или даже устроить самосуд.
«Это история про табуированность чувств. Часто людям не с кем поговорить о своих эмоциях, некому сказать: «Знаешь, я прочитал новость, и мне теперь очень плохо и страшно». Призыв к возврату смертной казни – это некая попытка кого-то «наказать», и такая реакция более социально приемлема в нашей стране, чем говорить о своих чувствах», — говорит Сорина.
Сложности с озвучиванием своих чувств, полагает Сорина, обусловлены историческими событиями в России. «Война, послевоенный период, развал Советского Союза – это суперкризисные моменты, когда людям было не до чувств. Тогда действительно стоял вопрос выживания, и замалчивание чувств и эмоций было своего рода защитным механизмом: мы не будем ничего чувствовать, мы просто попробуем в этом выжить. А сейчас мы все-таки перешли на другой этап развития – мы уже не выживаем, а стараемся жить, и жить счастливее, поэтому разговор о чувствах необходим», — уверена психолог.
Кроме того, желание человека вернуть смертную казнь, тем самым кого-то «наказав», обусловлено инстинктом мести, полагает один из сооснователей правозащитного общества «Мемориал», председатель общественной организации «Гражданская преемственность — Право, жизнь и достоинство» Виктор Коган-Ясный. Причем нередко к этому призывают люди, очень далекие от тех, кто реально пострадал. Однако, по словам правозащитника, смертная казнь не имеет никакого отношения к правосудию. «Не бывает хорошей мести, месть — это всегда плохо», — уверен Коган-Ясный.
Возмездие как функция государства
Наличие смертной казни в некоторых государствах, полагает Коган-Ясный, обусловлено историей и традициями этих стран. Существуют разные подходы к правосудию, поясняет правозащитник. В первом функция государства в защите общества от возможных преступлений, основная цель такой системы – восстановить справедливость, наказав преступника и сделав так, чтобы он больше не совершал преступлений. Для этого не нужна смертная казнь – наказание в виде пожизненного лишения свободы не менее суровое, отмечает Коган-Ясный.
Некоторые государства практикуют второй подход: они считают, что в их функции входит возмездие. Опасность в данном случае в том, говорит правозащитник, что в таком государстве становится важным именно отомстить, совершить возмездие, а кому – уже не так важно.
«Месть требует ответной жертвы, не обязательно справедливой. В таком случае есть огромный риск судебных ошибок, потому что судят люди, а их компетентность всегда относительна. В обществе, где есть смертная казнь, люди спокойно смиряются с тем, что могут быть ошибки. В советское время бывали случаи, когда казнили невиновных людей», — рассказывает Коган-Ясный.
Истории, когда в результате судебных ошибок погибали невиновные люди, происходили по всему миру. В России наиболее известным считается дело Александра Кравченко, которого в 1978 году арестовали по подозрению в убийстве девятилетней девочки. Учитывая, что Кравченко уже был судим за сексуальное насилие и убийство ребенка, подозрение казалось небезосновательным. После вынесения смертного приговора Кравченко заявил, что дал признательные показания под давлением, и приговор был заменен на 15 лет лишения свободы. Однако спустя четыре года Кравченко все равно расстреляли. В 1991 году приговор Александру Кравченко был отменен посмертно, а виновного в убийстве девочки так и не установили.
«Обычно люди, призывающие к возврату смертной казни, не в курсе всех нюансов процесса доказательства вины человека, а он очень сложный и многогранный. Когда мы призываем к смертной казни, мы сильно упрощаем, не разбираемся в проблеме, а просто выплескиваем наши страх и ужас, гнев и беспомощность», — говорит Ольга Сорина.
По мнению психолога, уверенность, что смертная казнь сделает общество более защищенным, — очень опасная иллюзия. Мысля таким образом, человек четко отделяет себя от преступника – «если кто-то совершит преступление, его убьют, но меня это не касается». «На самом деле мы все в одной лодке. И мы все люди», — уверена Сорина.
Прямой зависимости между суровостью наказания и количеством совершаемых преступлений нет, уверен Коган-Ясный. «Предполагать, что преступник испугается смертной казни, бессмысленно. У человека, совершающего тяжкое преступление, особенное состояние психики. Наличие смертной казни не влияет на действия преступника», — говорит правозащитник.
«Благословите убить»
По мнению Когана-Ясного, возврат высшей меры наказания «совершенно недопустим и с нравственной, и с государственной точек зрения». В случае возврата смертной казни, уверен он, общество станет более жестоким.
«Чем более жестокие узаконенные институты присутствуют в обществе, тем оно в целом становится более жестоким. Государство дает сигнал, что это допустимо, и жестокость становится общественной нормой. Сейчас дети играют в войнушку, а будут играть в смертную казнь», — говорит Коган-Ясный.
Правозащитник также задает важный вопрос: если в государстве есть смертная казнь, значит, кто-то должен убивать? «Сейчас говорят, что наше государство близко к православной церкви. И как себе это представить? Палач пойдет на благословение к патриарху? «Благословите убить»? Это полная несуразность», — уверен Коган-Ясный.
По мнению Сориной, смертная казнь – это не выход, а лишь продолжение агрессии. Если общество призывает казнить человека, который совершил преступление, выходит, что оно становится на его место, продолжая совершать зло.
Тюрьма как свобода
Чтобы сделать российское общество более безопасным и снизить уровень преступности, «должен быть государственный курс на то, чтобы сажать меньше людей и только в случае большой необходимости», уверен Коган-Ясный.
«Если можно справедливо решить вопрос без того, чтобы человек оказывался в тюрьме, нужно решать его именно так. Людей вообще надо беречь», — говорит Коган-Ясный.
Если же речь идет о людях, которые неоднократно совершали тяжкие преступления в отношении малолетних и признаны психически нездоровыми, их нужно лечить, уверен Коган-Ясный, в том числе принудительно.
Правозащитник отмечает и слабую систему ресоциализации в России: часто, выйдя на свободу, человек спустя какое-то время снова отправляется в тюрьму. Но далеко не во всех исправительных учреждениях у заключенных есть возможность работать, и после выхода на свободу люди сталкиваются с проблемой безработицы, от которой проще снова «сбежать» в тюрьму.
В идеале зоны должны находиться при крупных предприятиях, чтобы осужденные могли там работать, считает правозащитник. В России же тюрьмы по большей части находятся в отдаленных регионах, где нет ни предприятий, ни возможностей для трудоустройства после освобождения.
«В России существуют регионы компактного проживания лиц, вышедших из мест лишения свободы. Во многих города среднего размера Пермского края, Кировской области около 30% населения — выходцы из зон, которые находятся неподалеку. Люди выходят из тюрьмы, им некуда ехать, и они поселяются рядом», — рассказывает Коган-Ясный.
Обычно бывшие заключенные не имеют высокой квалификации, зато имеют криминальные связи, и государство должно сделать так, чтобы им было «интересно рвать эти связи, получать квалификацию и работать легально», уверен правозащитник. В первую очередь эти люди могут работать на ремесленных работах, но там часто господствует черная касса, и получается, что люди снова живут так, как привыкли, — незаконно. «Людей нужно приучать к тому, что гораздо выгоднее и полезнее соблюдать закон, чем его не соблюдать», — говорит Коган-Ясный.
«Первая задача мест лишения свободы — сделать так, чтобы человек не попадал туда повторно. В Финляндии в этом плане замечательная система. Те, кто совершил не тяжелые преступления, фактически находятся на свободе, в колониях-поселениях с очень либеральным режимом. У нас колония-поселение – это почти как зона, а у них – почти как свобода. Сроки дают минимальные, считается, что даже полтора-два года – это большой срок вне семьи, вне общества. Осужденных с первого дня приучают, что они вернутся в обычную жизнь: они получают за работу нормальные деньги и имеют большие возможности после выхода на свободу, например, приоритет при устройстве на работу», — рассказывает правозащитник.
Искупление
Даже если человек провел в СИЗО несколько дней, это очень травматичный опыт, уверена Ольга Сорина. Причем негативное влияние оказывает не столько сам факт изоляции от общества, сколько объектное отношение, царящее в исправительных учреждениях.
«Там к человеку относятся, как к объекту: его нужно покормить, дать одежду, и все. Объективация подрывает многие здоровые процессы даже самых сильных личностей: человек перестает ощущать себя человеком», — говорит психолог.
Людей, которые отбывают наказание, нужно поддерживать и до выхода из тюрьмы, и после, уверена психолог. Необходимо принимать и превентивные меры, например, в Санкт-Петербурге работает Центр социальной поддержки «Альтернатива насилию» (создан при поддержке Кризисного центра для женщин Института недискриминационных гендерных отношений), где помогают «остановиться» людям, склонным к насилию и агрессии.
«Цивилизованное общество должно давать человеку шанс на искупление вины, если она действительно доказана. В гуманном обществе нет плохих и нет хороших. Есть те, кто совершил преступление, и те, кто его не совершал; есть те, кого наказали, и те, кого не нашли. Человек, совершивший преступление, не становится плохим. Он становится человеком, который совершил преступление», — говорит Сорина.
Подписывайтесь на телеграм-канал АСИ.
